- Краткие содержания
- Горький
- Страсти-мордасти
Поздним вечером автор (торговец квасом, 21 года от роду) возвращался домой. По пути он заметил пьяную женщину, пляшущую в середине огромной лужи. Рассказчик побоялся, что женщина может захлебнуться в воде и попытался ее вытащить. На шум вышел дворник, который рассказал, что зовут ее Марией, а дома у нее больной ребенок. И предупредил: «ты на рожу ее погляди».
В тусклом свете молодой человек разглядел обезображенное лицо женщины. У нее была впалая переносица и изуродованы губы, неприятно обнажавшие зубы. Тем не менее мужчина решил отвести её домой.
Жила женщина в грязном полуподвальном помещении. Открыв дверь, мужчина услышал детский голос: «Мамка, ты?» «Я – ответила женщина, кто ж к тебе еще придет». Зайдя в квартиру, она без памяти рухнула на кровать. Сидевший в коробке мальчик спросил гостя, будет ли тот ложиться с мамкой. Автор поинтересовался зачем, на что ребенок деловито ответил: «Сам знаешь».
Молодого человека заинтересовал тон мальчугана. И он решил познакомиться поближе. Мальчишку звали Ленька. И ноги у него неподвижны с рождения. С блеском в огромных красивых глазах мальчик показывал гостю «зверильницу». Это были коробочки с разными насекомыми, которым ребенок давал имена знакомых ему людей в соответствии с их повадками. И сетовал на отсутствие бабочек в коллекции.
Следующим утром рассказчик попросил знакомых ребятишек наловить бабочек и других насекомых, купил в аптеке красивых коробочек для них, а для безногого Леньки конфет и пряников и отправился навестить мальчика. Мужчина и ребенок долго беседовали. Ленька рассказал про свое житье. Говорил, что не сердится на мать, что она глупая, но добрая и веселая. И о том, что есть у него мечта – увидеть чистое поле.
Когда сытый и довольный ребенок уснул, мать рассказала гостю свою историю. В которой единственным смыслом жизни она видит своего любимого сыночка.
Незаметно наступил вечер. Рассказчик, попрощавшись, вышел во двор и услышал странную колыбельную про «страсти-мордасти». Ему хотелось рыдать.
На примере несчастного мальчика и его «падшей» матери рассказ учит читателя видеть прекрасное в беспросветном мраке жизни, искренне любить, верить, надеяться и мечтать.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Горький. Все произведения
- Бывшие люди
- В людях
- Варвары
- Васса Железнова
- Воробьишко
- Встряска
- Дачники
- Дед Архип и Лёнька
- Дело Артамоновых
- Дети солнца
- Детство
- Егор Булычов и другие
- Жизнь Клима Самгина
- Коновалов
- Легенда о Данко
- Легенда о Ларре
- Ледоход
- Макар Чудра
- Мальва
- Мать
- Мещане
- Мои университеты
- Мой спутник
- На дне
- Несвоевременные мысли
- Пепе
- Песня о буревестнике
- Песня о Соколе
- Про Иванушку-дурачка
- Рождение человека
- Самовар
- Сказка Случай с Евсейкой
- Сказки об Италии
- Старуха Изергиль
- Страсти-мордасти
- Супруги Орловы
- Фома Гордеев
- Челкаш
Читать книгу «Страсти-мордасти» онлайн
Страсти-мордасти
Маїра Цибуліна
1
Да! Неудачно я начала самостоятельную жизнь! Надо было все хорошенько обдумать, а уж потом бежать из дома. Моя мамочка все-таки была права. Женщины, они, на то и созданы женщинами, чтобы сидеть дома: гладить, варить, глядеть за детьми и время от времени смотреть в окно — может, уже милый муженек прикатил домой на своем запорожце. Мне, наверно, все-таки нужно было остаться дома, сыграть роль послушной дочурки и с улыбкой на раскрашенной мордочке встретить своего будущего муженька. Сейчас я сидела бы в прохладном доме на одном диване со своим женихом, и мы пили бы прохладный бренди. Но я, дура-дурой, захотела независимой жизни и вот я теперь стою в трамвае, битком забитым людьми. Ноги у меня опухли и гудели от ласковых ног пассажиров. А еще говорят, что нигде не бывает так жарко, как в пустыне Сахаре! Я бы посмотрела на этих грамотеев, которые это твердят, очутись они в полдень, в самый разгар лета в трамвае, который уже пять минут, как застрял в пробке. И в котором нет, чем дышать, потому что этая железная банка с-под консервы была туго набитая пассажирами. И в придачу ко всему этому на горизонте появилась здоровенная баба, которая орала во все горло:
— Показываем билетики, дорогие пассажиры! Билетики!
Когда бабище протиснулась ко мне и потребовала билетик, только, тогда ко мне дошло, что я сбежала от родителей без единой копейки.
— Эй, гражданочка, — затрубила баба, — ты, что оглохла? Билетик показывай!
Я смотрела на нее своими большими глазищами, даже слова не вымолвив.
— Что я говорю на иностранном языке, что ли?
Я продолжала усердно молчать и смотреть на нее, как невинный ягненок на серого волка.
— Эй, гражданка, вы — нормальная? — спросила она меня.
— Угу, — пробубнила я сквозь зубы, качая головой.
В ту же секунду голова закружилась, помутнело в глазах, ноги подкосились и если бы не пассажиры, подпирающие меня со всех сторон, то я шлепнулась бы прямо здесь.
— Да нет! Ты — ненормальная все-таки! — повысила голос бабище. Ей надоело со мной нянчиться и вот она начала мне грубить. — Что ты на меня уставилась? Что я на португальском языке разговариваю, что ли? Или ты приехала с такой глуши, где на русском ни ти-ти?
Голова у меня так разболелась, что не было силы ей хорошенько ответить, да и в ушах начало что-то постреливать.
— Женщина, что вы прицепились к бедной девушки? — послышался позади моей спины чей-то мужской голос. — Не видите, что ей плохо. Жара-то какая! Так и в больницу от перегрева можно попасть.
— А ты что ее защищаешь? Любовник, что ли? — прогудела нахалка моему защитнику.
— Да как вы с людьми разговариваете, гражданочка? — вмешалась другая женщина. — Не видите, что девушке плохо? Ей нужен свежий воздух. Откройте двери и пусть она выйдет.
— Э, нет! — прошипела злющая баба. — Сперва, пусть уплатит, а тогда может и катится себе ко всем чертям!
— Женщина, да как вам не стыдно? Девушке плохо, а она еще на нее орет, — вмешалась в разговор старушка. — А ну-ка, открывай двери! Пусть девушка выйдет.
— Водитель, откройте, пожалуйста, двери! — послышалось со всех сторон.
— Федя, не открывай! — пыталась перекричать всех пассажиров бабище.
Но не тут то было! Весь трамвай зашелся защищать бедную девушку, которой стало дурно от невероятной жарищи. И кто бы мог подумать, что этой девушкой была я! За меня еще никто так не заступался. От такой оглушительной славы моя голова поехала окончательно! Наконец-то двери открылись и какой-то парень, взяв меня на руки, вынес меня из трамвая. У меня перед глазами все плыло, потому я и не видела отчетливо его лица, а потом и вовсе все исчезло и в глазах потемнело.
Очнулась я, полулежа на лавке в компании очаровательного парня, если не сказать обворожительного, прелестного, красивого донельзя, ну просто-просто душки! Я даже и в мыслях подсознательности не могла себе представить, что когда-нибудь такой… такой милашка взглянет на меня, а тут он меня защищал и еще вынес на руках из трамвая, да еще с моими тяжелеными чемоданами! Ах! Это, наверное, мне сниться! Вот, закрою сейчас глаза, а через минуту открою, и его не будет рядом. Но открывши глаза, он все еще сидел рядом со мной.
— Девушка, что с вами? — спросил он, нервничая. — Вам плохо от жары или у вас что-то серьезно? Тогда я вас в больницу отвезу.
— Нет-нет, — быстро отчеканила я, протирая глаза. — Это все от жары.
— Так вам уже лучше?
— Да, — ответила я. — Еще никогда не ездила в трамвае, да еще в такую жару. Вот вам и результат!
— А вы откуда приехали? — спросил вежливо парень. — Вижу, чемоданы у вас тяжелые.
— Что? — притворилась я, что не расслышала, а сама уже изо всех сил крутила, что ему соврать.
— Из какой, говорю, глубинки вы приехали? — повторил он.
Горький Максим
Страсти-мордасти
А.М.Горький
Страсти-мордасти
Душной летней ночью, в глухом переулке окраины города, я увидал странную картину: женщина, забравшись в середину обширной лужи, топала ногами, разбрызгивая грязь, как это делают ребятишки,- топала и гнусаво пела скверненькую песню, в которой имя Фомка рифмовало со словом ёмкая.
Днем над городом могуче прошла гроза, обильный дождь размочил грязную глинистую землю переулка; лужа была глубокая, ноги женщины уходили в нее почти по колено. Судя по голосу, певица была пьяная. Если б она, устав плясать, упала, то легко могла бы захлебнуться жидкой грязью.
Я подтянул повыше голенища сапог, влез в лужу, взял плясунью за руки и потащил на сухое место. В первую минуту, она, видимо, испугалась,- пошла за мною молча и покорно, но потом сильным движением всего тела вырвала правую руку, ударила меня в грудь и заорала:
— Караул!
И снова решительно полезла в лужу, увлекая меня за собой.
— Дьявол,- бормотала она.- Не пойду! Проживу без тебя… поживи без меня… Краул!
Из тьмы вылез ночной сторож, остановился в пяти шагах от нас и спросил сердито:
— Кто скандалит?
Я сказал ему, что — боюсь, не утонула бы женщина в грязи, и вот — хочу вытащить ее; сторож присмотрелся к пьяной, громко отхаркнул и приказал:
— Машка — вылазь!
— Не хочу.
— А я те говорю — вылазь!
— А я не вылезу.
— Вздую, подлая,- не сердясь, пообещал сторож и добродушно, словоохотливо обратился ко мне: — Это — здешняя, паклюжница, Фролиха, Машка. Папироски нету?
Закурили. Женщина храбро шагала по луже, вскрикивая:
— Начальники! Я сама себе начальница… Захочу — купаться буду…
— Я те покупаюсь,- предупредил ее сторож, бородатый крепкий старик.Эдак-то вот она каждую ночь, почитай, скандалит. А дома у ней — сын безногой…
— Далеко живет?..
— Убить ее надо,- сказал сторож, не ответив мне.
— Отвести бы ее домой,- предложил я.
Сторож фыркнул в бороду, осветил мое лицо огнем папиросы и пошел прочь, тяжко топая сапогами по липкой земле.
— Веди! Только допрежде в рожу загляни ей.
А женщина села в грязь и, разгребая ее руками, завизжала гнусаво и дико:
Как по-о мор-рю..
Недалеко от нее в грязной жирной воде отражалась какая-то большая звезда из черной пустоты над нами. Когда лужа покрылась рябью — отражение исчезло. Я снова влез в лужу, взял певицу под мышки, приподнял и, толкая коленями, вывел ее к забору; она упиралась, размахивала руками и вызывала меня.
— Ну — бей, бей! Ничего,- бей… Ах ты, зверь… ах ты, ирод… ну бей!
Приставив ее к забору, я спросил — где она живет. Она приподняла пьяную голову, глядя на меня темными пятнами глаз, и я увидал, что переносье у нее провалилось, остаток носа торчит, пуговкой, вверх, верхняя губа, подтянутая шрамом, обнажает мелкие зубы, ее маленькое пухлое лицо улыбается отталкивающей улыбкой.
— Ладно, идем,- сказала она.
Пошли, толкая забор. Мокрый подол юбки хлестал меня по ногам.
— Идем, милый,- ворчала она, как будто трезвея.- Я тебя приму… Я те дам утешеньице…
Она привела меня на двор большого, двухэтажного дома; осторожно, как слепая, прошла между телег, бочек, ящиков, рассыпанных поленниц дров, остановилась перед какой-то дырой в фундаменте и предложила мне:
— Лезь.
Придерживаясь липкой стены, обняв женщину за талию, едва удерживая расползавшееся тело ее, я спустился по скользким ступеням, нащупал войлок и скобу двери, отворил ее и встал на пороге черной ямы, не решаясь ступить дальше.
— Мамка, — ты? — спросил во тьме тихий голос.
— Я-а…
Запах теплой гнили и чего-то смолистого тяжело ударил в голову. Вспыхнула спичка, маленький огонек на секунду осветил бледное детское лицо и погас.
— А кто же придет к тебе? Я-а,- говорила женщина, наваливаясь на меня.
Снова вспыхнула спичка, зазвенело стекло, и тонкая, смешная рука зажгла маленькую жестяную лампу.
— Утешеньишко мое,- сказала женщина и, покачнувшись, опрокинулась в угол,- там, едва возвышаясь над кирпичом пола, была приготовлена широкая постель.
Следя за огнем лампы, ребенок прикручивал фитиль, когда он, разгораясь, начинал коптить. Личико у него было серьезное, остроносое, с пухлыми, точно у девочки, губами,- личико, написанное тонкой кистью и поражающе неуместное в этой темной сырой яме. Справившись с огнем, он взглянул на меня какими-то мохнатыми глазами и спросил:
— Пьяная?
Мать его, лежа поперек постели, всхлипывала и храпела.
— Ее надо раздеть,- сказал я.
— Так раздевай,- отозвался мальчик, опустив глаза.
А когда я начал стаскивать с женщины мокрые юбки — он спросил тихо и деловито:
— Огонь-то — погасить?
— Зачем же!
Он промолчал. Возясь с его матерью, как с мешком муки, я наблюдал за ним: он сидел на полу, под окном, в ящике из толстых досок с черной-печатными буквами — надписью:
ОСТОРОЖНО Т-во Н. Р. и К°
Подоконник квадратного окна был на уровне плеча мальчика. По стене в несколько линий тянулись узенькие полочки, на них лежали стопки папиросных и спичечных коробок. Рядом с ящиком, в котором сидел мальчуган, помещался еще ящик, накрытый желтой соломенной бумагой и, видимо, служивший столом. Закинув смешные и жалкие руки за шею, мальчик смотрел вверх в темные стекла окна.
Раздев женщину, я бросил ее мокрое платье на печь, вымыл руки в углу, из глиняного рукомойника, и, вытирая их платком, сказал ребенку:
«Страсти-мордасти», в сокращении. Краткое содержание.
В провинциальном городе молодой торговец баварским квасом вечером встречает гулящую женщину. Она, пьяная, стоит в луже и топает ногами, разбрызгивая грязь, как дети. Торговец ведет ее к ней домой;
она соглашается идти с ним, думая, что он ее клиент. «Дом» представляет собой подвальную дыру, в которой, кроме женщины, живет ее сын с больными ногами. Она родила его в пятнадцать лет от старика сладострастника, у которого служила горничной. Ленька (так звать мальчика) целыми днями сидит в своей дыре и очень редко видит белый свет. Развлекается он тем, что собирает в разные коробочки всяких насекомых, которых ему удается поймать, дает им смешные прозвища (паук — Барабанщик, муха — Чиновница, жук — дядя Никодим и т. п.) и наделяет в своей фантазии человеческими чертами, которые он подсматривает в клиентах своей матери. Эти насекомые составляют для Леньки особый мир, который заменяет ему настоящий, человеческий. Впрочем, о человеческом мире он невысокого понятия, ибо судит о нем по тем, кто приходит в их дыру развлекаться с его матерью.
Мать зовут Машка Фролиха. Она, видимо, серьезно больна (у нее провалился нос, хотя «заразной» она себя не считает). Она безумно любит сына и живет только ради него. В то же время она человек конченый, больной и спившийся. Будущее, таким образом, не сулит ее сыну ничего хорошего.
Ленька не по годам мудр и серьезен. Он относится к матери как к малому дитя, жалеет ее и учит жизни. Одновременно он совсем ребенок, не имеющий никакого опыта жизни.
Торговец (он же рассказчик и alter ego автора) начинает посещать мальчика и пытается как-то скрасить его жизнь. Но ситуация настолько безнадежна, что в финале рассказа герой понимает: он оказался в тупике: «Я быстро пошел со двора, скрипя зубами, чтобы не зареветь».
Все русские произведения в сокращении по алфавиту:
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
Писатели, по которым есть произведения в сокращении:
- Абрамов Ф. А.
- Адамович А.
- Айтматов Ч. Т.
- Аксаков С. Т.
- Аксенов В. П.
- Алешковский Ю.
- Андреев Л. Н.
- Арбузов А. Н.
- Арцыбашев М. П.
- Астафьев В. П.
- Ахматова А. А.
- Бабель И. Э.
- Бакланов Г. Я.
- Балтер Б. И.
- Баратынский Е. А.
- Белов В. И.
- Белый А.
- Белых Г. Г.
- Беляев А. Р.
- Бестужев А. А.
- Битов А. Г.
- Блок А. А.
- Боборыкин П. Д.
- Богомолов В. О.
- Бондарев Ю. В.
- Бродский И. А.
- Брюсов В. Я.
- Булгаков М. А.
- Бунин И. А.
- Быков В.
- Вагинов К. К.
- Вампилов А. В.
- Васильев Б. Л.
- Вельтман А. Ф.
- Вересаев В. В.
- Владимов Г. Н.
- Вознесенский А. А.
- Войнович В. Н.
- Володин А. М.
- Воробьев К. Д.
- Газданов Г.
- Гайдар А. П.
- Гарин-Михайловский Н. Г.
- Гаршин В. М.
- Герцен А. И.
- Гоголь Н. В.
- Гончаров И. А.
- Горенштейн Ф. Н.
- Горький М.
- Гранин Д. А.
- Грекова И.
- Грибоедов А. С.
- Григорович Д. В.
- Грин А. С.
- Гроссман В. С.
- Давыдов Ю. В.
- Добычин Л. И.
- Довлатов С. Д.
- Домбровский Ю. О.
- Достоевский Ф. М.
|
|
